22.06.2024
Фронтовые истории
Как-то в день Победы 9 мая на городской площади, где собрались участники парада, ко мне подошел человек, грудь которого увешана орденами и медалями. Здесь и орден Красной Звезды, орден Отечественной Войны I степени, орден Славы I степени, медали «За отвагу», «За взятие Варшавы» и «Взятие Берлина», да много юбилейных и трудовых наград. Знакомлюсь — гвардии рядовой Николай Иванович Смольников. Мы долго с ним беседовали, да и в парадной колонне рядом шли. Узнал от него, что он служил наводчиком 76 мм пушки в составе 98-го отдельного гвардейского самоходного артиллерийского дивизиона, 89-ой гвардейской Белорусско-Харьковской Красного Знамени 1-го Белорусского фронта. Участвовал в штурме Берлина.
Он сказал мне:
— Я знаю, что Вы и Ваша группа будете писать книгу о североуральцах-воинах и тружениках тыла. У меня есть свои фронтовые бы́ли, которые печатали когда-то в газете «Наше слово». Если Вас они заинтересуют... Это будет и для меня, и для моей семьи как память о войне.
Я прочитал эти бы́ли, рассказанные ветераном войны Николаем Смольниковым, и решил — надо в книгу.
Знакомство с генералом
В августе 1944 года я закончил в Кирове танковую школу, которая готовила механиков-водителей, наводчиков орудий и заряжающих. Стал наводчиком и командиром орудия самоходной артиллерийской установки (САУ-76). В школу приехали «покупатели» — офицеры с фронта, стали комплектовать из нас, новичков, боевые экипажи. К трем членам установки назначали командира из младших офицеров. Нам выдали новое обмундирование, продовольственное довольствие и повели на вокзал, там посадили в пассажирский состав, идущий на Москву.
Остановились в Мытищах, под Москвой, получили боевые машины — и снова в путь, теперь уж на открытых железнодорожных платформах — на запад, к фронту. В Ковеле разгрузились. Тут узнали, что нас зачислили в 89-ю гвардейскую стрелковую дивизию. После успешного завершения Ясско-Кишиневской операции дивизию на короткое время отвели с передовой, чтобы принять пополнение, а затем с новыми силами продолжать преследовать и уничтожать врага.
Самоходчиков, как в то время называли тех, кто находился в экипажах САУ, разместили на ночлег в каком-то сенном сарае. После долгой дороги мы устали и, едва поужинав, стали устраиваться на ночлег. И тут вдруг узнаем: к нам идет командир дивизии генерал-майор Серюгин. Всем, конечно, хотелось увидеть живого генерала, даже, если удастся, поговорить, задать вопрос. И потому, несмотря на усталость и позднее время, бойцы, подорвавшись, приготовились к встрече.
И вот он пришел. За давностью я не могу описать внешность генерала, но помню, был он еще молодой, статный и очень общительный, и нам, молодым бойцам, сразу понравился. Генерал коротко поведал историю соединения, рассказал о многочисленных подвигах его воспитанников, в частности, в Ясско-Кишиневской операции. Сказал также о том, какие боевые задачи предстоит решать дивизии. Затем состоялось более короткое знакомство — откровенный разговор. Генерал живо интересовался жизнью каждого из нас, справлялся, кто, где работал, каково здоровье, кто остался дома, и о многом другом. Обычно разговор начинал таким обращением к солдату:
— Откуда родом?
Один из нас ответил:
— Из Тамбова, товарищ генерал!
Генерал весело рассмеялся:
— А-а, знаю... тамбовский ведерник...
Бойцы дружно засмеялись.
— А ты откуда? — обращается к следующему солдату.
— Я курский, товарищ...
Тот не дал договорить, воскликнул:
— Ну кто не знает курского соловья?!
Обращается еще к одному из нас. Слышит в ответ:
— Рязанский я!..
— Тоже знакомо... Лаптежники рязанские...
Реплики генерал делал дружелюбно, сам смеялся с нами. А напоследок сказал:
— А я буду воронежский, —и с расстановкой громко добавил: - Бо-гомаз...
Первая встреча со своим командиром подняла наше настроение. Она запомнилась мне на всю жизнь. Может, вот такое теплое обращение генерала с солдатами и помогало нам переносить тяготы фронтовой жизни?
Трофейный станок
Разговорились со знакомыми, кто, чем бреется. Один сказал, что предпочитает электробритву, а другой всю жизнь пользуется опасной бритвой. Я вот сказал, что бреюсь безопасной бритвой, причем пользуюсь трофейным станком. Он мне служит уже 49 лет. Вот как он мне достался.
Было это в середине апреля победного сорок пятого года. Наша самоходная батарея стояла в обороне на левом берегу Одера, на территории Германии, в имении гитлеровского министра Рибентропа.
Однажды нашему экипажу дали необычный приказ: с целью обмана противника произвести ложные маневры, имитируя наступление. Вывели машину из укрытия — и давай на виду у немцев производить обманные движения: то бросимся влево, то резко меняем направление и на большой скорости устремляемся вправо, при этом я временами производил в сторону немецких укреплений боевые выстрелы. По нашей машине тоже начали стрелять, но мы удачно ускользали из-под огня. Словом, приказ выполнили и на прежнее место привели машину. Вскоре наш самоходно-артиллерийский дивизион отвели во второй эшелон, километра на три от передовой.
16 апреля утром после массированной артподготовки и авиационной обработки переднего края обороны немцев началось решительное наступление на Берлин.
Дивизион в числе первых подразделений достиг окраины немецкой столицы, но поскольку мы все еще находились во втором эшелоне, то активных боевых действий не вели. Появилось и свободное время. И вот однажды я зашел в домик, покинутый его хозяевами. В нем оказалась наш санинструктор Полина Федорова. Она вдруг подходит ко мне и протягивает какой-то небольшой предмет.
— Что это? — спрашиваю.
— Да бери, не бойся, не взорвется. Это бритва безопасная, — говорит она.
А у меня тогда еще едва пушок над губой появился, ни разу не брился. Но подарок санинструктора все же взял. И вот с тех пор немецкая штука мне служит безотказно сорок девять лет. Это еще и память о боевой молодости, о военном лихолетье, о войне.
И часы из Берлина
Я родился и жил в деревне, большого достатка не видел. Но о хороших и необыкновенных вещах мечтал. Мне, например, очень хотелось иметь часы, карманные или наручные. Я прямо-таки с завистью смотрел на человека с часами. И не только я — пожалуй, всякий деревенский парень. Но купить так и не пришлось до службы.
И когда я попал на фронт, у меня вдруг ожила мечта приобрести часы. Бывал я в разбитых домах, но все как-то не находил вожделенного предмета. И вот — уже в Берлине — наша самоходная батарея заняла позиции в середине жилого квартала, вскоре получили приказ выдвинуться на перекресток дорог, поддерживать огнем своего орудия наступающий батальон пехоты. Выполнив приказ, мы отправились на отдых. Первая половина майского праздника была для нашего экипажа более или менее спокойной. Мы бродили посреди развалин домов. С товарищем зашли в трехэтажный дом, который был не так сильно разрушен. Там, на втором этаже, оказался магазин, конечно, пустой. Но в одном углу за прилавком стояла чудом уцелевшая стеклянная тумба, которую уже рассматривали двое наших солдат. Подошел и я. В этой тумбе оказалось большое количество запасных частей для часов различных марок. Были туг и целые механизмы в сборе, корпуса к ним и даже футляры. Меня же интересовали не запчасти и футляры, мне требовались часы, наручные или, на худой конец, карманные. Обозрев содержимое тумбы, я со вздохом сожаления пошел было прочь, но что-то меня удержало. Когда солдаты ушли, я еще раз заглянул вглубь тумбы. И там, в углу увидел картонные коробочки, стал их открывать. И— о радость! — в одной из коробок были часы, много часов, наручных и карманных, большого размера и совсем маленькие, в разных корпусах. Словом, настоящая коллекция из трех десятков часов. Выбрал себе несколько наручных, а остальные отдал товарищам.
Долго у меня жили те трофейные часы.
Других же трофеев с войны, кроме того станка для безопасной бритвы и нескольких часов, у меня не бывало.
Николай Иванович Смольников, ветеран войны, «Страницы Памяти», книга вторая (1945-2010) г. Североуральск ,с. 276-278