Баронское. Тайны старого зимовья
Считается, что Баронское зимовье на Вагране возникло во время строительства Походяшиным дороги из Петропавловского завода в Чердынский уезд. Однако известный историк Урала Н.Чупин делает по этому поводу более осторожное заключение. Он не называет времени прокладки дороги и возникновения зимовья. На «Плоской карте», которая была создана по указу Сибирской губернской канцелярии 25 марта 1760 года, показана дорога к Соликамску. Она проходила от реки Колонги через речку Тылайку и далее в юго-западном направлении до реки Язьвы, а затем вдоль Язьвы на Соликамск.
На ней ещё нет Петропавловского завода. А по документам известно, что до этого года Походяшин не строил дорогу из-за недостатка рабочих рук на строящемся заводе. Только выше устья Колонги (видимо, на верхнем месте, где не разрешили ему строительство) показан мости там же указано: «Застава». А река Вагран названа «Варган».
Вполне возможно, что появление зимовья на Вагране уходит в доермаковские времена, когда Строгановы впервые стали ходить в Сибирь за пушниной. Не исключено, что на этой дороге могли стоять избушки, которые по мере прихода их в негодность, заменялись новыми. А на месте Баронского ещё «издревле» была изба. Выходит, Баронское можно считать настоящим историческим памятником.
Известно, что Максим Походяшин уступил свои прииски, найденные Григорием Посниковым в верховьях Ваграна, барону Строганову. О том, как это случилось, рассказал сам Походяшин:
«Прошлого 1758 года сентября 3 числа в Канцелярию главного правления заводов подана от меня Походяшина и действительного камер юнкера барона А.С. Строганова приказчика Фёдора Ваулина доношение и данное от меня ему Ваулину в том же году в августе месяце письмо о уступке ему господину Строганову приисканных мною близ новостроящего моего Петропавловского завода ... в верх речки Оленьей в вершине, железного да в той же Оленьей и Лямне речкам медных приисков и построения завода на реке Вагране».
Взамен уступленных приисков Походяшин получил железные прииски у реки Павды и в верховьях реки Серебрянки. На основе полученных приисков он совместно с тульским купцом Ливенцовым позднее построил Николаепавдинский железоделательный завод.
Отвод земли под строительство Вагранского завода произвели в том же 1758 году старший пробователь Леонтий Яковлев и мельничный мастер Савастьянов, которые отводили земли и для Петропавловского завода. Но определить благонадёжность приисков они тогда не смогли из-за выпавшего глубокого снега.
Строганов сразу взялся за строительство своего завода. Построил три дома, контору и амбары. На этом интерес к заводу у него пропал, и строения стояли покинутыми в течение десяти лет. Но в 1768 году в этих местах вновь появляются люди Строганова и занимаются поиском руд. Что стало тому причиной, остаётся загадкой. Возможно, подстегнули успехи Походяшина. К тому же Пётр Енталцов и Григорий Посников в 1768 году открывают недалеко от Вагранского завода месторождение золота. В 1767 году Максимом Поповым был отведён прииск с блейглянцевой (свинцовой) рудой. Он находился в 20 верстах от Петропавловского завода, а от Ваграна в одной версте в сторону в белом кварце. При испытании руды в ней якобы было обнаружено серебро. Здесь же были найдены цветные каменья.
В 1765 году Походяшин объявил о находках недалеко от Вагранского завода яшмы, агата и хрусталя. Яшму тёмно-кофейную нашли, не доезжая зимовья семь вёрст «по левую руку реки Ваграна в угоре с восточной стороны». Яшму красную — в 25-ти верстах от завода «по правую сторону Ваграна в горе, с версту». Разработки агатовой жилы и её промеры в 25-ти верстах от завода на правом берегу «в гористом месте в полугоре» произвёли гранильного дела ученик Морозов и каменотёс Гаврил Белозоров. Разработка была «длиною на версту и шириною сажень на сто». Восточный белый хрусталь находился «по той же дороге к агату в высокой горе».
Поисковики Походяшина, зная, что Вагранский завод давно покинут, ищут и находят в этих местах два прииска на левой стороне речки Оленьей и три — за Ваграном у Княспинских озёр. Прииски были отведены Походяшину и засвидетельствованы в Канцелярии. В 1769 году Посников и Енталцов находят старинный медный рудник (Верхневагранский). Но оказалось, что этот прииск давно нашёл вогул Сила Городков, поставил на деревьях своё тамго, но объявлять об этом не спешил. Узнав о том, что рудознатцы начали разрабатывать прииск, Сила Городков поспешил к Походяшину и доложил об этом. Походяшин сразу же делает заявку в Канцелярию, и ему отводят этот рудник. Для разработки трёх найденных медных приисков с Петропавловского завода отправляется служитель Петр Каргаполов с работниками. Они установили над шурфом «станы» и стали добывать руду.
Неожиданно на рудники нагрянул служитель Строганова Никифор Воронихин с немалым числом работников. Они согнали людей Походяшина с приисков, избили их плетьми и потребовали немедленно покинуть прииски, так как они являются собственностью Строганова. Для разбора конфликта Канцелярия направила унтершихтмейстера Миссета, который и установил, что рудники принадлежат Походяшину и отведены ему были в 1768 году.
Но Походяшин на этом не успокоился. Вогулы пишут жалобу на Строганова в Канцелярию. По стилю письма и выражениям, приведённым в жалобе, можно понять, что письмо составлено с участием Походяшина. Жалоба была привезена маркшейдером Степаном Вонявиным. Он отводил земли под плавильный и золотопромывальный завод на реке Оленьей и золотосодержащий прииск у подножия Кумбы на Золотом Камне. Жалоба исходила от ясачных вогул Силы, Ивана и Леонтия Городковых, Якова Алтимкова, Ивана, Николая, Афанасия, Фёдора, Василия Княспиных.
Они писали о том, что издревле владеют этими местами и добровольно уступили Походяшину те места, где у него уже имеются многие отысканные рудники. Походяшин даёт им «безденежно хлебные припасы и на одежду разные потребности». Они «присматривают рудные места и ему объявляют», и «помешательства им ни в чём не бывает». А прибывшие от Строганова Никифор Воронихин и Иван Лавренев «поблизости их жилья неведомо для какого умыслу сделали зажигательство имеющемуся вокруг их строения лесу, коего и обгорело немалое число».
Одновременно с жалобой Походяшин пишет письмо императрице Екатерине Алексеевне, в котором сообщает, что Строганов десять лет тут ничего не делал, а ныне «видя построенный Петропавловский мой завод в наисильнейшем действии, умыслил они для чего иного, как только к повреждению моего завода вступиться». Он просит императрицу запретить Строганову «вступаться в упомянутое заводское место и рудники» и причислить их к Петропавловскому заводу.
Узнав об этом, Строганов написал императрице 26 марта 1769 года своё прошение, где ссылается, что он не мог в своё время построить Вагранский завод из-за того, что строил другой завод. И считает несущественным обвинение в том, что размещать заводы ближе 50 вёрст нельзя. Но спорный вопрос вскоре отпал сам по себе, возможно, потому что противники убедились в неблагонадёжности рудников, да и надежды на серебро и золото не оправдались.
В 1840 году, в связи с многочисленными открытиями золотых россыпей на Северном Урале, казна провела межевание земель у Вагранских рудников и Баронского зимовья. Таким образом места у зимовья с Вагранскими рудниками стали казёнными и названы Первой и Второй Вагранскими дачами. Но, видимо, песочное золото, найденное в этих местах, побудило родственников Строганова заявить, что земли «с Вагранскими рудниками и состоящими внутри оных зимовья, строения, рудные прииски» принадлежат роду Строгановых. При этом они не вспоминают даже про земли, отведённые под Вагранский завод и доказывают, что все прииски в этих местах были открыты до 1754 года, то есть до Походяшина. В своём обращении к Николаю I они обосновывают свои притязания тем, что земли были отведены Строгановым ещё Иваном Грозным.
Строгановым не удалось отстоять земли, но зимовье продолжали называть Баронским. В советское время это был посёлок. Сегодня там живёт фермер с женой, держит скот (прим. ред. Сейчас там находится база отдыха). Краеведы установили родословную одиннадцати поколений Корионовых, чья жизнь была связана с Баронским.
По материалам, найденным В.Я. Ищенко, подготовил к печати Юрий Сысуев. «Деревенька моя», с. 172-173
|
|
|
|